Цель статьи – показать, как грубые нарушения в детско-материнских отношениях могут сказаться на развитии мужской сексуальности и на способности мужчины выстраивать зрелые, близкие отношения. А также – как с такими нарушениями можно работать в рамках психотерапии.
Автор: Тор Юрий Николаевич
Магистр психологии, психодинамический психотерапевт, символдраматист, основатель и руководитель Академии ИПП, президент МАИКП, г. Белград, Сербия.
Речь идет о молодом человеке 24 лет, с которым терапия длилась полтора года. Внешне – успешный, образованный, востребованный специалист, но с серьезными трудностями в общении, особенно с женщинами. Он испытывал выраженную тревогу при любом физическом контакте, избегал даже мысли о сексуальной близости и находился в постоянном внутреннем напряжении, связанном с темой любви и интимности.
Как позже стало понятно, ключ к его проблеме лежал в бессознательной роли, которую он занимал в отношениях с матерью – роли, не соответствующей возрасту и полу ребенка. Работа с этим случаем дала возможность проследить, как искажение ролей в системе мать–сын может повлиять на психосексуальное развитие, и какие терапевтические шаги помогают постепенно вернуть человеку контакт с собственной телесностью, агрессией и мужской идентичностью.
Клиент и его проблематика
На момент начала терапии клиенту было 24 года. Молодой человек белорусского происхождения, проживал в Минске. Инженер по специальности, с высшим образованием, востребован в своей профессиональной сфере. В целом – интеллектуально развитый, физически здоровый, с адекватной рефлексией.
Он был единственным ребенком в семье. Мать – бывшая спортсменка, отец – инженер. Родительская семья, как стало ясно в ходе терапии, имела достаточно выраженную эмоциональную дисфункциональность. Отношения между родителями были напряженные, с выраженной критикой отца со стороны матери и отсутствием эмоциональной близости между ними.
Клиент обратился с общим ощущением эмоционального дискомфорта, усталости, отсутствия удовлетворения от жизни. Уже на второй сессии стало ясно, что за этим стоят более глубокие трудности – прежде всего в сфере общения, особенно с женщинами. Он жаловался на чувство небезопасности при взаимодействии, ожидание критики, напряжение в момент любого физического контакта, даже самого нейтрального, вроде дружеских объятий при прощании.
Отдельным блоком шли сложности в построении романтических и сексуальных отношений. У клиента был опыт длительных отношений с одной девушкой, длившихся более года, но сексуальная жизнь в этих отношениях ограничивалась петтингом. Полового акта не было. Сам клиент объяснял это не столько отсутствием желания, сколько постоянным внутренним напряжением, чувством вины и ожиданием, что «что-то пойдет не так».
Характерной особенностью его сексуальной сферы было почти полное отсутствие эротических фантазий. Все, что касалось сексуальности, вытеснялось и смещалось в сторону дружбы и нежности. Даже в воображении он не позволял себе представить контакт с женщиной в эротическом ключе – максимум это были сцены, где он что-то делает для нее, обнимает, проявляет заботу. По сути – фантазии, характерные для латентной фазы психосексуального развития. Также он отмечал, что ему никогда не снились эротические сны. Первый такой сон появился уже в ходе терапии.
Отношения с женщинами были нагружены виной. Он осознавал это, но не понимал, откуда именно это чувство берется. Было также много стыда, особенно в ситуациях, связанных с эротическим подтекстом, например, когда он фотографировал девушек (фотография была его хобби), он испытывал внутренний дискомфорт, будто делает что-то постыдное.
В повседневном общении он занимал подчеркнуто конформную, жертвенную позицию. Априори ставил интересы женщины выше собственных, избегал конфронтации и проявления собственных желаний. Женские фигуры сильно идеализировал и одновременно очень боялся критики с их стороны.
В контрпереносе постоянно возникало чувство, что перед тобой не взрослый мужчина, а мальчик латентного периода, примерно 9–10 лет. Он даже избегал говорить слово «девушка», заменяя его на «человек», что в ряде контекстов звучало странно и неуместно. Сам себя он иногда называл «шкетом» – это слово нередко появлялось в речи.
Детско-материнские отношения
Постепенно в процессе терапии стало ясно, что ключевые причины нарушений в сексуальной сфере клиента лежат в истории его отношений с матерью.
Мать клиента – женщина около 55 лет, внешне маскулинного типа, с активной социальной жизнью, но без профессиональной реализации после завершения спортивной карьеры. Отношения с мужем были дистантными, с выраженными обидами, критикой и отсутствием эмоциональной близости. По словам клиента, мать регулярно жаловалась на отца сыну, превращая его, по сути, в посредника и эмоционального партнера. В кризисные периоды даже отец обращался к сыну с просьбой «уладить» конфликт с матерью.
Таким образом, уже в раннем возрасте на клиента были возложены функции, не свойственные ребенку. В бессознательном плане ему предписывалась роль взрослого – родителя, а позже и партнера. Причем, как отмечалось, не просто родителя, а матери для своей матери. Это сопровождалось сильной идеализацией сына со стороны матери и постоянным обесцениванием отца. Параллельно прослеживались бессознательные ожидания, в которых сын воспринимался как эмоциональный и даже эротизированный партнер. Эту динамику усугубляло и то, что мать активно вращалась в среде ЛГБТ и, судя по описаниям клиента и по реакции на определенные темы в терапии, имела выраженные латентные гомосексуальные тенденции. В терапии, по словам ее терапевта, больше интереса у нее вызывали обсуждения подруг, чем разговоры о муже.
Кроме того, под видом пацифистского воспитания мать последовательно подавляла любые проявления агрессии у сына. Были запрещены игрушки на военную тематику, не поощрялись активные «мальчиковые» игры. По сути, все, что касалось проявлений маскулинности, находилось под запретом. Агрессия ассоциировалась с чем-то «плохим», «опасным», и это формировало в ребенке стойкий страх быть наказанным за любое проявление своей мужской природы.
Такая бессознательная установка со временем вытеснила саму возможность сексуального взаимодействия. Уже во взрослом возрасте клиент, находясь в отношениях с девушкой, воспринимал половую близость как нечто чуждое, как действие, к которому он не имеет никакого отношения. Когда, ближе к середине терапии, он рассказал о ночевке с одной из новых знакомых, то на прямой вопрос, был ли половой акт, отреагировал с искренним удивлением, как будто речь шла о чем-то, что к нему вовсе не относится. Он быстро рационализировал ситуацию, пояснив, что «девушка не хотела», хотя инициатива, по его же словам, исходила от нее.
В совокупности формировалась структура, в которой клиент бессознательно исполнял тройную роль – матери, подруги и «идеального» гомосексуального партнера для своей матери. Одновременно он испытывал сильный внутренний запрет на любую активность, связанную с собственной сексуальностью и мужской идентичностью.
Ход терапии
Терапия с этим клиентом длилась полтора года в онлайн-формате. В течение первого года сессии проходили раз в неделю, позже – раз в две недели. Уже на первых встречах в глаза бросались особенности его поведения: он избегал зрительного контакта, говорил очень быстро, почти без пауз, словно скороговоркой. Такое поведение воспринималось как способ бессознательно обезопасить себя от критики – не дать собеседнику вставить слово, не услышать оценку. Параллельно чувствовалась выраженная конформность: клиент старался угодить, подстроиться, говорил более высоким голосом, чем ему было свойственно, а его интонации напоминали женские.
Эти особенности указывали на сильное внутреннее напряжение и бессознательное ожидание наказания – особенно со стороны женских фигур. Он как будто все время стремился быть «хорошим», безопасным, удобным – лишь бы избежать агрессии. Эта динамика проявлялась и в контрпереносе: создавалось устойчивое ощущение, что перед тобой не взрослый мужчина, а мальчик латентного возраста, примерно 9–10 лет.
Работа с клиентом велась на основе психоаналитической диагностики и методов интегральной психодинамической терапии. Одной из основных задач стала проработка подавленной агрессии. Мы обращались к травматическим эпизодам, связанным с женскими фигурами в детстве, а также к ситуациям, в которых клиент не мог постоять за себя. Уже после нескольких сессий, направленных на работу с агрессией, его речь стала замедляться, появились паузы, он начал периодически смотреть в глаза.
Фоном всей терапии шли темы самооценки, личных границ, осознания собственных желаний и потребностей. Постепенно стало возможным возвращаться к теме сексуальности – сначала фрагментарно, потом более устойчиво. Один из прорывных моментов произошел после работы с мотивом символдрамы «Куст розы». На следующей сессии клиент сообщил, что впервые в жизни увидел эротический сон. Эта новость сопровождалась смущением, но и интересом – как к чему-то совершенно новому. Позже мы повторяли этот мотив и использовали другие – например, «Плодовое дерево» – с фокусом на восстановление контакта с телесностью и образами зрелой сексуальности.
Отдельное направление работы было связано с формированием новых моделей поведения в отношениях. Так появилась техника «Архетипический дар», где клиент мог через воображение «принимать в дар» качества и роли от мифологических или культурных персонажей, воплощающих зрелую маскулинность. Это помогло ему начать пробовать новые стратегии взаимодействия – более уверенные, менее подчиненные.
Ключевая интервенция, которая стала поворотной в терапии, касалась инверсии ролей в отношениях с матерью. Мы подошли к ней постепенно, через всю предшествующую работу. Когда эта интерпретация прозвучала, клиент, по сути, был к ней готов – он принял ее сразу, без сопротивления. На последующих сессиях он рассказывал, что почувствовал появление новых границ в отношениях с матерью, появилась дистанция, которой раньше не было. Взаимодействие с ней стало менее слияющим, более здоровым.
Примерно через два месяца после этой интервенции он встретил девушку, с которой быстро сложились гармоничные, равноправные отношения. Эти отношения стали первыми, в которых он смог испытать полноценную сексуальную близость. Через некоторое время пара начала совместную жизнь, а затем поженилась.
Выводы и обобщение
Этот случай хорошо иллюстрирует, как серьезные искажения в детско-материнских отношениях могут привести к выраженным нарушениям в мужской сексуальной сфере. Речь идет не просто о дефиците навыков общения или эмоциональной незрелости – а о глубинном внутреннем конфликте, который формируется, когда ребенку бессознательно приписываются роли, не соответствующие ни его возрасту, ни полу.
В данном случае клиент оказался втянут в сложную систему ролей, в которой он одновременно должен был быть для своей матери ее матерью, подругой и эмоциональным партнером. Это сопровождалось обесцениванием маскулинности, жестким запретом на агрессию и подавлением любой сексуальной активности. В результате – застревание в латентной фазе развития, невозможность выстроить зрелые отношения и сильный страх перед проявлением собственной сексуальности.
Психотерапевтическая работа включала в себя несколько направлений: восстановление доступа к агрессии, формирование здоровых границ, работа с образом тела и сексуальности, а также прояснение и интерпретация бессознательных ролей. Использовались техники нейромоделирования, мотивы символдрамы, терапевтические образы и, что особенно важно – своевременные интерпретации, позволившие осмыслить происходящее на глубинном уровне.
Этот случай о том, как психотерапия способна вернуть человеку его собственную жизнь. В буквальном смысле – вернуть способность быть мужчиной, вступать в зрелые отношения, чувствовать, желать и быть в контакте со своей телесностью. А также отделиться от сценариев, которые были переданы родителями, но не принадлежат самому человеку.
Заключение
Этот случай показывает, насколько глубоко семейные сценарии могут влиять на сексуальность и личностное развитие мужчины. Работа с такими историями требует тонкой диагностики и комплексного подхода, сочетающего работу с бессознательными ролями, агрессией, границами и телесностью.
Темы, поднятые в этом кейсе, подробно разбираются в курсе по интегральной каузальной психотерапии, а практические аспекты – на курсе по сексологии, где внимание уделяется не только техникам, но и глубинным причинам сексуальных нарушений.
Этот опыт убеждает: даже глубоко укорененные конфликты поддаются трансформации, если подойти к ним с пониманием и системной терапевтической поддержкой.
_ _ _ _ _
Читайте также: